Три метра над уровнем мира: незабитый пенальти Роберто Баджо

Это был момент, когда человек познал смерть: игре, мечтам, прежней жизни. В секунду рухнул его славный мир, и где-то за океаном содрогнулся целый Рим. Вокруг проносятся счастливейшие люди на земле; вдалеке рыдают партнёры, которые, казалось, были высечены из камня, а сейчас рассыпались, как песчаные фигурки на ветру; девяносто четыре тысячи болельщиков смотрят на происходящее с трибун футбольного Колизея в пригороде Лос-Анджелеса, городке Пасадена; а ты стоишь один в штрафной площади и понимаешь, что всё закончилось, но не понимаешь, как это могло произойти. Через шесть лет Ридли Скотт снимет «Гладиатора», и наши глаза нальются слезами, наблюдая за тем, как Максимус вёл свой легион рабов на верную смерть, и уж точно мы не сможем сдержать слёз, когда сам генерал-полководец рухнет на землю. Но для футбола, для Италии, лично для Роберто Баджо всё это произошло не на киноэкране, а в реальности. Произошло в ту секунду, когда он не забил решающий пенальти в послематчевой серии финала чемпионата мира против сборной Бразилии.

Говорят, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Но всегда ли это так? Катастрофой стал один удар с 11-метровой отметки — ужасный конец. Его последствия — сотни снов, которые до сих пор приходят по ночам, — ужас без конца. Это не преувеличение: Баджо сам признаётся, что подсознание уже 31 год возвращает его в Пасадену, где кожу сжигает солнце, +28 °C на термометре — обман зрения, а позади 120 минут бега по полю на пределе человеческих сил. Даже нет — не на пределе: за четыре дня до финала итальянцы сыграли полуфинал с Болгарией на другой стороне континента, рядом с Нью-Йорком, и там было почти +40 градусов по Цельсию. Времени на восстановление к финалу, в том числе после перелёта, практически не оставалось, поэтому против бразильцев они бились уже за пределами человеческих сил. Бились, потому что это главный матч в их жизни, потому что когда-то в детстве ради него и надели бутсы. И вот вновь и вновь, ночь за ночью, мяч после удара Баджо всё летит и летит выше ворот.

Прекрасный тренер-новатор Арриго Сакки дарил радость людям, когда возглавлял клубы, в особенности свой великий «Милан» образца 1987–1991 годов, но откровенно мучил всех, возглавив сборную. На чемпионате мира в США в 94-м Италия еле-еле выползла из группы, проиграв ирландцам, чудом победив Норвегию и вымучив бесславную ничью с мексиканцами. Им воистину был нужен Максимус, чтобы собраться с духом и двигаться в сторону финала. Баджо забил два гола в ворота сборной Нигерии в 1/8 финала, он же отправил решающий мяч в ворота испанцев в четвертьфинале и ещё два раза сверкнул своим легендарным хвостиком на затылке, сделав дубль в упомянутом полуфинале с Болгарией. Пять мячей в плей-офф — пять граней гениальности лучшего игрока поколения своей большой футбольной страны.

«Развлекать людей – вот ради чего я жил. Это была моя мечта. Чтобы люди получали удовольствие. Таков был мой настрой, когда мне было 10, 15, 20 – и до самого завершения карьеры», — скажет Баджо через десятилетия.

Но тогда, в Америке, он не развлекал, а сквозь страдание от слабой командной игры дарил надежду всей Италии и тем, кто за неё болел, что каким-то образом они всё-таки заберут Кубок мира. В серии послематчевых пенальти первым не забил Франко Барези. Мало кто на футбольном поле казался настолько крепким — никого, кроме него, не надо было после финального свистка держать вдвоём под руки, чтобы хоть как-то привести в чувство. Вторым не забил Даниеле Массаро, но даже этот промах не стал для Италии приговором. Если бы Баджо попал, то счёт в серии стал бы 3:3, и вратарь Джанлука Пальюка имел бы ещё возможность перевернуть серию в пользу своей сборной. Теоретически Роберто мог и не оказаться в тот день на поле, мог не бить роковой пенальти: в матче против Болгарии он получил мышечное повреждение, и Сакки только в день финала согласился поставить его в состав. Причём это решение целиком и полностью было ответственностью самого Баджо: он твёрдо заявил после утренней тренировки, что готов играть.

«Для остальных это была несерьёзная травма, но мне с моей „хрупкой“ фактурой было тяжело. Однако я хотел играть любой ценой, играл бы, даже если бы мне отрубили ногу», — рассказывал позже итальянец.

А дальше — непосредственно фатальный удар по мячу:

«Случившееся в Пасадене не имеет простого объяснения. Когда я шёл к 11-метровой отметке, был относительно спокоен — насколько это вообще возможно в такие мгновения. Я помнил, что Клаудио Таффарел всегда прыгает по углам при пенальти и поэтому решил пробить по центру, на средней высоте или примерно на полметра выше, чтобы вратарь не смог отбить мяч ногой. Это был правильный выбор, потому что Таффарел в итоге бросился влево, и там, куда я намеревался послать мяч, он бы его ни за что не взял. Но... я не знаю, каким образом мяч взлетел на три метра над перекладиной».

Если бы в руках Роберто в ту секунду оказался нож, он бы себя зарезал. Если бы пистолет — он бы себя застрелил — именно так он описывал своё состояние.

«В тот момент я хотел умереть. Вот так всё было. И — да, эпизод годами влиял на меня. Если можно было бы что-то поменять в моей спортивной карьере, я поменял бы именно это. Чувство горечи с годами ни капли не уменьшилось, и не думаю, что оно когда-либо исчезнет».

Справедливости ради, скажем, что те, кто бежал по полю мимо Баджо в жёлтых футболках, те, кто задыхались от счастья, — это были великие бразильцы: тот же Таффарел, капитан Дунга, защитник Алдаир, нападающие Ромарио и Бебето. Наставник Карлос Альберто Паррейра, в отличие от Сакки, никого не мучил, его сборная играла очень ярко. Но так уж сложилось: все счастливые победители счастливы одинаково, но каждый проигравший — несчастен по-своему. Боль Баджо в итоге превратилась в архетип: великие пенальти не забивают. В их снах мяч всё летит и летит выше ворот.